Шерлок Холмс идёт по кровавым следам - Страница 36

Когда поднос с посудой унесли, Холмс запер дверь комнаты изнутри. За окнами было уже совсем темно, лишь бледная луна наполняла комнату слабым, неверным сиянием. Холмс зажёг лампу у постели мисс Хантер.

— Пусть горит только эта лампа, Уотсон. Не хочется отпугивать нашего возможного гостя чересчур ярким светом.

Холмс вынул из саквояжа Ван Хельсинга небольшую серебряную флягу.

— Держите, — сказал он, кладя её мне в руку.

— Что этот такое?

— Святая вода. В записках Ван Хельсинга сказано, что она особенно действенна в борьбе со злом. Считается, что освящённая в церкви вода — воплощение духовной добродетели, и при соприкосновении с порочным телом вампира она прижигает его плоть.

Я недоуменно поднял брови.

— Понимаю, в это трудно поверить, но нам уже известно, что в этих делах Ван Хельсингу можно доверять. Мы ведём необычную борьбу, Уотсон, и нам следует использовать соответствующее оружие.

Я засунул флягу в карман.

Мы уселись в кресла с двух сторон от камина, и скоро каждый погрузился в свои мысли. Шерлок Холмс сидел, не мигая глядя на жарко пылавший огонь. Немного погодя он зажёг трубку и, откинувшись назад, стал смотреть на маленькие клубы голубого дыма, один за другим поднимающиеся к потолку.

Я пытался восстановить в памяти цепочку странных событий, происшедших за несколько последних дней, — спутанный клубок, нити которого привели нас к этому зловещему ночному бдению.

Не помню, когда я уснул, но мне показалось, что прошло совсем немного времени, когда Холмс вдруг принялся настойчиво трясти меня за плечо.

— Что такое? — испуганно спросил я, с трудом очнувшись от дремоты.

Холмс знаком велел мне молчать и кивнул в сторону кровати, где тревожно металась Кэтрин Хантер. Глаза её были закрыты, но веки беспокойно трепетали, а из горла вырывались хриплые стоны.

— Давно с ней творится такое?

— Это началось минут двадцать назад, с полуночи её возбуждение постоянно растёт.

— С полуночи! — воскликнул я. — Похоже, я немного вздремнул.

Суровые черты моего друга немедленно расплылись в улыбке.

— Вы проспали около четырёх часов, но пусть вас это не беспокоит.

Вдруг, резко выдохнув воздух, девушка откинула одеяло и села в кровати. Прерывисто, тяжело дыша, остановившимся взглядом она смотрела прямо перед собой.

Я хотел подойти к ней, но Холмс удержал меня.

— Оставьте её, Уотсон, — пробормотал он. — Сейчас нам нельзя вмешиваться. Он уже на подходе.

Где-то далеко в ночи раздался вой одинокого зверя, рыскающего по пустоши. Посмотрев в потемневшие оконные стёкла, я увидел, что луна скрылась за грядой плотных облаков. Мир по ту сторону балконной двери превратился в зловещую чёрную пустоту. От порыва ветра задребезжали стёкла, пламя лампы беспокойно замигало, но, едва не погаснув, вспыхнуло с новой силой.

Девушка, глядя в ночное небо невидящими глазами, попыталась сорвать с шеи распятие, но, едва коснувшись его, болезненно вскрикнула и отдёрнула руку. На кончиках её пальцев я успел заметить тёмные следы от ожогов.

Холмс стоял рядом, в сильном напряжении наблюдая за поведением девушки. В руке он сжимал серебряное распятие.

И снова ветер, словно пытаясь войти, бился в створки балконной двери. Казалось, от его порывов сотрясается вся комната. Лампа, в последний раз отчаянно вспыхнув, погасла. Теперь единственным источником света был камин.

В красноватых отблесках тлеющих углей лицо девушки приняло по-настоящему демоническое выражение. Сидя на краю кровати, она исступлённо крутила головой из стороны в сторону, не переставая что-то невнятно бормотать. Изо рта у неё сочилась слюна. Казалось, она отвечает на какие-то не слышные нам команды.

— Не могу! Не могу! — с тоской причитала она, в очередной раз не сумев сорвать с шеи цепочку с распятием. Затем отчаяние переросло в гнев, и она принялась бить кулаками по кровати. — Не могу! Не могу! — повторяла она в припадке ярости.

Словно в ответ на её крики, громче завывал ветер. Я чувствовал, как меня переполняет страх. Это не было привычное предчувствие опасности, много раз испытанное мною с тех пор, как я познакомился с Холмсом. Это был ужас перед чем-то непостижимым и неизвестным. По выражению лица Холмса было заметно, что и он испытывает нечто подобное.

Внезапно нашему напряжённому ожиданию пришёл конец.

Раздался оглушительный треск — ветер, подобно невидимому тарану, с такой силой ударил по створкам балконной двери, что они распахнулись. Я ощутил на себе этот яростный ледяной порыв, ворвавшийся в комнату, разбрасывая бумаги и диванные подушки, сметая безделушки с каминной доски, срывая с полки книги и швыряя их на пол. Девушку отбросило назад на кровать, её тёмные волосы разметались. Казалось, по комнате прошлась чья-то невидимая, всё разрушающая гигантская рука. Наши кресла опрокинулись, лампа перевернулась и упала на пол.

Подавшись вперёд, девушка подползла к краю кровати, подставив лицо ветру. Глаза её дико горели от нетерпения.

Порыв ветра стих так же внезапно, как налетел. Всё смолкло. Мы стояли посреди ужасающего разгрома, замерев в тревожном ожидании. И вот тут я с замиранием сердца увидел, как на пороге балконной двери из темноты возникла чья-то фигура. Девушка издала сдавленный крик и рухнула на кровать в глубоком обмороке.

Очень высокий мужчина был с головы до пят одет в чёрное, длинный плащ развевался у него за спиной. Лицо его было едва различимо в темноте, но я разглядел два тёмных пронзительных глаза и твёрдый злобный рот.